Обложка детской книги советского времени. Коллекция Нины и Вадима Гинзбург. – Москва : Арт Волхонка, 2021. – 464 c. : илл.
Увесистый том, в котором представлена коллекция Нины и Вадима Гинзбургов, в первую очередь, адресован специалистам в области детской книги. Однако мы уже не раз наблюдали – книга действовала подобно машине времени: солидные взрослые, листая альбом, радостно делились: «Ой, вот эта книжка была у нас дома!», «Как жалко, что не сохранили», «А мне эту на окончание третьего класса подарили», «А моя бабушка их подшивала, подбирая по темам».
Книги пятидесятых – начала девяностых, некогда изданные громадными тиражами, доступные по стоимости, ныне списанные по ветхости в детских библиотеках, книги, которые издавались вне законов рынка, но законах идеологии, разнообразные по стилю, эпохе, жанрам.
Одна тысяча двести семнадцать обложек. Триста четырнадцать имён. А за ними – история детской книги, история отечественной графики и история страны.
Каталог открывает предисловие коллекционера и две статьи исследователей детской книги.
Чтобы почувствовать манеру изложения и некоторые проблемы, затронутые в текстах, приведём небольшие фрагменты.
Вадим Гинзбург, коллекционер:
«Для иллюстрирования привлекались лучшие художники. Они занимались этим с радостью: детская книга была той нишей, куда идеология не то чтобы не добиралась совсем, но доходила в несколько ослабленном виде. Кроме того, за это хорошо платили, издавая огромными тиражами. Почти не художников, которые не отметились бы в книжной иллюстрации, в частности в детской».
«Мы часто квазифилософски говорим: ну не могут же художники создавать одни шедевры. Сейчас, пожалуй, не могут. А тогда могли. Каждая книга была шедевром, и внутри книги все картинки были одного – высокого – уровня. Это невозможно объяснить только техническим мастерством художников. Обязательно была нужна сопричастность. Духовное соединение с автором книги, с её персонажами – эмпатия, говоря современным языком».
«Говорят, что графики – это элита среди художников. В таком случае, иллюстраторы – избранные среди элиты. Люди, которые должны прочитать десять книг, чтобы проиллюстрировать одну».
«Элементы внешнего оформления детской книги советского периода». Дмитрий Фомин, искусствовед:
«Художник детской книги – стайер, а не спринтер. Для него рисунки на обложке, форзаце, титуле – всего лишь разминка, первые в ряду многих других “картинок”, причём далеко не всегда самые эффектные и удачные. <…> Именно на обложках детских изданий повествовательный, иллюстративный тип рисунка, сюжетно и стилистически максимально приближенного к «картинкам» внутри книги, не только повсеместно применялся, но и смотрелся совершенно органично, воспринимался едва ли не как единственно возможный. Ведь ребёнок, особенно дошкольник, вряд ли понял бы широко применявшийся оформителями литературы для взрослых язык символов и аллегорий, наверняка не оценил бы красоту декоративных орнаментальных композиций и уж точно заскучал бы при виде обложки чисто шрифтовой».
«Хотелось бы, чтобы представленные в каталоге работы графиков нескольких поколений увидели, помимо историков искусства и коллекционеров, ещё и те, от кого зависит судьба сегодняшней детской книги. Ведь это издание может дать ряд ценных уроков нынешним дизайнерам и иллюстраторам или хотя бы напомнить им, что характер оформления обложки должен определяться не столько веяниями моды, сколько содержанием и читательским адресом книги. Что красоту, как учил В.М. Конашевич, не следует понимать «как пестроту, нагромождение всякой всячины, как неорганизованную яркость красок».
«Незатонувшая атлантида», Кирилл Захаров, исследователь
«Не остаётся сомнений, что после войны, так же как и до неё, детская книга развивалась безостановочно, просто с разной интенсивностью; эти два периода имеют и отличия, иногда очень резкие, и много перекличек».
«Мы с вами – зрители того, что ещё не успело превратиться в по-настоящему далёкое прошлое, важность чего ещё не всеми в полной мере осознана <…> По большому счёту мы имеем дело с «атлантидой”, значение которой трудно осознать, ведь она кажется пока не затонувшей. Но ценность материала будет только расти, а поскольку он обширен и разнообразен, то для кого-то станет впечатляющей находкой».
Груэлл, Э. Писатели свободы : как 150 «трудных» подростков и учительница бросили вызов стереотипам / Эрин Груэлл и ее ученики ; перевод с англ. Ульяны Сапциной. — Москва : Манн, Иванов и Фербер, 2021. — 576 с.
18+
«Друзья считают, что мне следовало бы носить бронежилет, а не жемчуга», – говорила молодая учительница английского языка Эрин Груэлл о доставшемся ей классе из группы риска, с навыками чтения ниже среднего. И она нисколько не преувеличивает: класс в школе Уилсон-Хай полон 14-летних трудных подростков, которых возят в школу автобусами из неблагополучных районов. Большинство учащихся – афроамериканцы, латиноамериканцы и азиаты, и все они враждуют между собой. Но хотя многие поставили на них крест, Эрин отказывается верить, что они совсем пропащие. Она решила читать на уроках книги о подростках в критической ситуации. Стержнем учебной программы стали «Дневник Анны Франк» и «Дневник Златы: жизнь ребенка в Сараеве».
Поначалу попытки излить горести в собственных дневниках не приносили ученикам облегчения, но постепенно они стали доверять переживания бумаге. Из этих неприукрашенных дневников сложилась книга «Писатели свободы», которая разошлась миллионными тиражами и даже получила экранизацию с Хилари Суонк в главной роли.
Кому читать: подросткам, которые чувствуют свою отверженность и не могут поделиться с другими своими проблемами, которым интересно читать правдивые истории о жизни.
Зачем читать: осознать, что из трудных жизненных ситуаций есть выход. «Писатели свободы» вселяют уверенность и стойкость. Они многим помогли преодолеть страхи, повзрослеть, обрести уверенность в себе, поверить, что можно выкарабкаться сейчас и во взрослом возрасте.
Книга предназначена для лиц старше 18 лет.
Никому не рассказывай : сборник рассказов / [И.С. Богатырёва, Н.С. Дашевская, Е.В. Исаева и др.]. – Москва : Волчок, 2021. – 95 с. – (Рассказы Волчка).
Восьмой сборник рассказов «Волчка» объединён темой тайны и адресован читателям от 12 лет.
Тайна – это и семейные «скелеты в шкафах», и непонятные знаки, попадающие на глаза то тут, то там, это и странности поведения человека, это и первые ростки нового чувства к однокласснику. То, что есть тайна для ребёнка или подростка, отнюдь не является тайной для взрослого. А у ребёнка/подростка порой возникает мифотворчество вокруг чего-то непонятного.
А же как трудно с тайной жить, как хочется ею поделиться. И тогда тайна уже перестаёт быть тайной. Рассказ Ирины Богатырёвой «Никому не рассказывай» с этого и начинается: «Лучше бы она мне ничего не рассказывала. Лучше бы она мне вообще ничего не рассказывала. Я нормально жила раньше, а теперь?» Маленькая история про странную дружбу. Про то, что мы есть и какими нам хочется казаться, про неуверенность и хрупкость души подростка, маскирующуюся под равнодушие, или показную уверенность. Про красоту, сотворённую природой, которая и есть тайна. Про то, как тайну легко осквернить.
«Иван Иванович из Африки» – рассказ Натальи Ключарёвой о школьной травле:
«Когда я перешла в эту школу, травля была уже в самом разгаре. Я не заметила, как он очутился в классе. Двадцать восемь глоток орали так, что закладывало уши. Звонка, разумеется, не было слышно. И всё-таки через некоторое время я на своей последней парте почуяла что-то неладное. Мои новые одноклассники продолжали самозабвенно вопить, бегать между рядами, скакать по подоконникам. А за учительским столом сидел печальный седой человечек в шерстяной кофте. Человечек глядел в стол, горбился и так глубоко засовывал руки в карманы кофты, будто хотел спрятать туда и всё остальное тело. Залезть в собственный карман. И отлежаться там, в тёмной вязаной норе». Законы стаи, которые нарушает новенькая – героиня, от лица которой ведётся повествование. В классе все игнорировали учителя математики, чей «голос был похож на грязную доску, всю в старых меловых разводах. Такой же засохший и пыльный. Будто им пользовались крайне редко». Травля учителя – редкий мотив в детской/подростковой литературе. Кто этот несчастный? «Иван Иваныч несколько лет преподавал в Африке, в одной из бывших французских колоний. Где и набрался пагубных демократических замашек, как говорили в учительской. Иван Иваныч никогда не повышал голос, не заставлял, не наказывал, не писал замечаний в дневник. Он считал это проявлением неуважения. Наш 7 «В» счёл это проявлением слабости. Каждый урок стая проверяла, как далеко он позволит зайти. А Иван Иваныч только всё глубже прятал руки в карманы кофты. И они заходили всё дальше. Так, что уже самим делалось не по себе. И ждали, когда, ну, когда же, он наконец наорёт. Но Иван Иваныч не орал. Иногда у него синели губы. Он вставал и уходил, держась рукой за стену». Собственно, и всё. После каникул в класс пришла новая учительница. Её первые слова были: «С сегодняшнего дня на уроках алгебры будет всегда мёртвая тишина. Вот как сейчас». Тяжёлое послевкусие, если бы не финал: «А я почему-то верю, что Иван Иваныч вернулся в свою Африку. И говорит по-французски с толпой мультяшных негритят, как Бонифаций. А они слушают его, раскрыв рты. В какой-нибудь школе из пальмовых листьев. И вязаная кофта ему больше ни к чему. Ведь он наконец-то согрелся».
Отсутствием отца никого сегодня особо не удивишь… Варя или «Вайя», как её называют вновь обретённые турецкие родственники, никогда не видела отца, не была на море. Да и перспектива поехать в Вольск не вдохновляет. Рассказ Евгении Овчинниковой «Вайя» о взрослении, о расширении границ как в буквальном, так и в переносном смысле, об исправлении ошибок родителей, об обретении нового опыта общения. И о том, что хороших людей гораздо больше, чем порой кажется.
Рассказ Дмитрия Сиротина «Кошачий рай» похож на одно из странных, навязчивых воспоминаний детства со спасением котят из заколоченного дома, с гостеванием у московских удачливых друзей мамы, разговорами с подружкой Тасей Ульяновской про жизнь и смерть, и Бога. В этом рассказе чувство обиды пополам с завистью, неловкостью, несовместимостью разных миров.
Екатерина Исаева Триангуки». И вновь тайна. Летняя, дачная. И вновь взросление и дружба, которая в любой момент оборвётся, потому что выросли. Потому что таинственные знаки ТРИАНГ ГУГК 1929 перестают быть тайной двоих. Всё становится логично и скучно, как оно и бывает в мире взрослых. Но есть надежда, что герои ещё посопротивляются банальному ходу вещей.
Рассказы Нины Дашевской почти в каждом сборнике «Рассказов Волчка». Тайна рассказа «На буксир» в том робком, зыбком, зарождающемся чувстве, которое дано испытать не каждому. Героям рассказа повезло в этом, а ещё в том, что героиня, от лица которой ведётся повествование, и Лёха – юные музыканты. Вместе учатся, вместе опаздывают на электричку, на которой класс отправляется в поход. Вместе… Нет, дальше ни слова. Пусть это останется тайной героев и нас, прочитавших этот рассказ.
Ещё они вместе «присваивают» город. Описание Москвы у Нины Дашевской не самоцель, но её герои торопятся на Курский вокзал, пробегают мимо знаменитого дома 14-16 ст. 1 по Земляному валу. Органично возникает разговор на бегу:
– О, смотри, тут жил композитор Прокофьев. Который это – Ленинградская симфония.
– Вот ты гений, Лёхус. Ленинградская – это Шостакович.
Я ему просвистела бы сейчас «Танец рыцарей», но у меня и так дыхания не хватает.
– А ещё Ойстрах, – читает он мемориальные доски, – это скрипач. И Маршак. Во, Маршак! И Кукрыниксы. Ничего себе, все в одном доме тусовались!
Шесть рассказов. Шесть тайн. И всё-таки самая большая тайна – сам человек.